Первый курорт нового Северокавказского туристического кластера в Карачаево-Черкесии будет открыт уже в этом году. Смогут ли рядовые россияне покататься там на лыжах, кого из иностранных инвесторов пригласят строить подъемники на Кавказе и зачем Кавказу IPO, «Известиям» рассказал Ахмед Билалов, председатель совета директоров ОАО «Курорты Северного Кавказа».

Ахмед Гаджиевич, вы говорили, что запустите курорт Архыз в Карачаево-Черкесии уже в этом году. Что уже сделано и что еще будет построено?

Уже начатый Архыз был интегрирован в наш проект, поэтому до конца года планируем его сдать. К 2012 году там будут работать три гостиницы на 3–4 звезды и три подъемника. Самое тяжелое уже сделано: разграничена земля, подведены коммуникации, дороги, энергетика, пожарные станции, газ будет подведен. Финансирование этого проекта в целом составит около 80 млрд рублей. Это и государственные вложения, и частные — инвестора Дмитрия Пумпянского. Первый транш в 6 млрд рублей компания «Архыз-Синара» уже получила, это позволит запустить первую фазу, чтобы люди уже сейчас могли приезжать и кататься.

Не получится ли с курортами Кавказа, как с Сочи, когда национальный проект слишком уж дорог для небогатых россиян?

Россиян бедными не назовешь, все европейские курорты забиты нашими соотечественниками. Хотя, конечно, в Сочи цены несправедливо негуманные: подъемник стоит $40–50 в день. В Архызе справедливая цена скипасса должна быть порядка $20. Максимальная цена гостиницы —  $100 плюс-минус 20%. Именно из такой стоимости мы рассчитывали весь проект кластера.

По всем остальным курортам — Лагонаки (Республика Адыгея), Эльбрус-Безенги (Кабардино-Балкарская Республика), Мамисон (Республика Северная Осетия — Алания) и Матлас (Республика Дагестан) — полные проекты будут готовы к концу года. Такое строительство — это длительный процесс, и мы на самом деле не очень спешим, потому что ситуация в Сочи показала, что мы абсолютно к такому не готовы. Во-первых, с точки зрения законодательства, во-вторых, с точки зрения наших устаревших технических регламентов, в-третьих, с точки зрения кадров, острой нехватки квалифицированных кадров.

Таможенные пошлины на ввоз горнолыжного оборудования вам так и не обнулили. Почему?

Есть некоторые трудности. Все документы сейчас находятся в возглавляемой первым вице-премьером Виктором Зубковым правительственной комиссии, которая принимает окончательное решение. Трудности сейчас скорее технические: что такое подъемник — транспорт или инфраструктура? Саботажа никакого нет. Думаю, к концу года получим решение.

Французы, австрийцы, корейцы — с ними уже есть соглашения, с кем планируется следующее подписание?

Крупные инвестиционные компании, международные фонды, банки, арабские инвесторы — мы со всеми провели переговоры. В принципе все готовы, только нужно говорить с бизнесом о конкретике. Планируем начать делать это в следующем году. Хотя с французами, к примеру, мы обговаривали и возможность предоставления им концессии на строительство дорог на территории Кавказа. В мире много избыточного капитала, а рынков, куда можно его вложить, — не очень. Россия — одна из немногих стран, где есть хороший ликвидный платежеспособный спрос и которая является цивилизованной страной. В Африку никто деньги вкладывать не хочет, потому что они просто уходят туда безвозвратно, Южная Америка уже в бизнесе, Китай перегружен, Европе деньги не нужны, США их вообще просто сами печатают. Куда вкладывать? Я вообще считаю, что проектов плохих не бывает, бывают плохие менеджеры.

 По какой схеме будете работать с бизнесом?

Мы планируем к Сочинскому форуму создать компанию с якорными инвесторами с капиталом €10 млн. В течение 1–2 лет провести допэмиссию до €2 млрд. Уже есть договоренность с Гонконгской биржей о размещении. Это те деньги, которые необходимы для строительства подъемников, инфраструктуры и гостиниц. В итоге получится, что из 460 млрд рублей на весь проект около 100 млрд рублей даст СП, 60 млрд рублей вложит государство в развитие инфраструктуры. Все остальное должен вложить мелкий и средний бизнес за счет кредитов Сбербанка, Внешэкономбанка и других российских банков. Это семейные отели, рестораны, прачечные, булочные.

 На чем туда добираться? Будете строить новый аэропорт?

Мы подсчитали, что путь до курорта должен составлять два часа, тогда мы можем конкурировать с Европой. Если отель — $100, подъемник — $20, а ехать сюда пять часов по заснеженным темным дорогам, где водятся Робин Гуды, то никто не приедет. Начали поэтому с транспортной логистики. Конечно, там, куда долго добираться, мы будем строить что-то новое, но мы не хотим заниматься непрофильными функциями. В пяти километрах от нашего будущего курорта Матлас в Дагестане аэропорт уже есть, его мы просто переоборудуем, где-то построим дороги. В Минводах есть крупный транспортный авиационный хаб.

Извините, но аэропорт в Минводах язык не повернется назвать хабом.

Я согласен, пока нет. Но вместе с тем, думаю, что все нормальные собственники аэропортов будут стремиться к тому, чтобы создавать нормальные хабы, и пойдут на наши условия — зарабатывать не на билетах, а на количестве пассажиров. То, что происходит в Сочи, вообще безобразие. Есть, конечно, ФАС, просто у них законодательной базы не хватает.

У вас были проблемы с экологами. Спор разрешен?

У нас не было проблем с экологами. Проблемы были у экологов. Это называется двойные стандарты! Почему-то тех же экологов не интересует ситуация на Домбае, там мусор валяется на каждом шагу.

Есть места, которые вызывают беспокойство, но мы на прошлой неделе встречались с руководством ЮНЕСКО, договорились проводить мониторинг. Для тех народов, которые сегодня живут на Кавказе, фактически это единственная нормальная среда, когда они могут рабочие места себе создать.

Россия является членом ЮНЕСКО, и мы, конечно, будем соблюдать взятые на себя обязательства. Но тем не менее у нас до сих пор нет разграничений по режимам строгости. Никто не вправе говорить, будто нельзя на всем Кавказе вообще ничего строить. И мы, безусловно, будем заниматься этим вопросом — почему и на каком основании в отношении Кавказа пытаются установить запрет на какое бы то ни было развитие, в то время как эту уникальную землю уничтожает дикий туризм.

Как ваши планируемые к постройке гольф-поля сопоставляются с горнолыжным курортом?

Это абсолютно сопоставимо. Не все же едут летом на море, есть те, кто ездит в горы подышать воздухом. Гольф позволяет компенсировать затраты в низкий сезон. Чтобы быть рентабельным, курорт должен быть загружен 5–6 месяцев в году. Только за счет лыж это сделать тяжело. Январь, февраль, март, апрель — это четыре месяца активных лыж. Если мы захватываем июль-август за счет гольфа — у нас и получаются искомые шесть месяцев. К тому же гольф — это одна из возможных точек притяжения. Мы ведь не хотим делать ставку на одного большого инвестора. И рассчитываем в том числе и на мелкий, и средний бизнес, который в большом количестве придет под гольф.

Разве может мелкий и средний бизнес сделать гольф-поля? Это все-таки большая территория, долгие инвестиции.

Сейчас не может, потому что купить участок за $100 млн и еще подвести туда коммуникации не под силу ни среднему и мелкому, ни даже крупному бизнесу. Такие проекты возможны, когда государство предоставляет землю и создает инфраструктуру.

А в нашем случае — землю мы дадим, коммуникации проложим. Почему я так уверен, что инвесторы придут? Я себя ставлю всегда на место бизнесмена. В этом случае пункт «А» — я не хочу иметь дело с чиновниками, «Б» — я хочу, чтобы возврат инвестиции был в течение 5–10 лет, «В» — я хочу быть застрахован от форс-мажорных политических и бизнес-рисков. При этих трех условиях я войду в любой бизнес.

Тут простая на самом деле арифметика: одна лунка — $1 млн, девять лунок — $9 млн и т.д. Имеется в виду, конечно, не сама лунка. Клаб-хаус, гостиница плюс поле на 18 лунок стоит $20 млн. При этом все окупается за счет членских взносов, когда 100–200 человек купили карты по $50 тыс., плюс за счет недвижимости. В рамках наших проектов мы пока планируем пять полей — это $100 млн. Все это будут деньги инвесторов.

Какие еще виды спорта или отдыха рассматриваются как точки притяжения?

У нас в России практически не осталось высокогорных зон подготовки спортсменов — олимпийских, национальных сборных России, которые, тренируясь на большой высоте, имеют в обычных условиях серьезное преимущество. Во Франции центр такой есть на высоте 2 тыс. м, он загружен круглый год. У нас предложения сделать такую зону и для футболистов, и для легкоатлетов, и для конькобежцев были еще по Сочи, но там не оказалось подходящей площадки. Сейчас такие площадки есть. Мы считаем, что Мамисон, Лагонаки или Архыз вполне годятся для этого.

Как будете обеспечивать безопасность? Людям пока страшно ездить на Кавказ.

Сейчас частные компании Израиля разрабатывают для нас концепцию безопасности. То, что они делают для, например, государства Израиль, реально работает, это видно по статистике. В Иерусалиме, например, за последние семь лет был один теракт, а до этого — 42 за год. Это целый комплекс мер: и агентура, и технические средства — беспилотные самолеты, системы видеонаблюдения... У них это работает, почему у нас не сделать так же? Часть затрат возьмем на себя мы, часть — государство, что-то — правоохранительные органы.

Пока трудно сказать, сколько это будет стоить, это должны сказать израильские специалисты. Но сама концепция стоит около 20 млн рублей. Безусловно, нам понятно, что, если мы не обеспечим безопасность, никто к нам ездить не будет. Хотя по большому счету это стереотип, что на Кавказе высокая преступность. По статистике, например, во многих сибирских регионах тяжких преступлений совершается в среднем вдвое больше, чем, например, в Дагестане. Просто почему-то для медиапространства — если кого-то убили на Кавказе, то это новость, а если в любом другом месте, то «бытовуха».